Тренировка на кошках. Как "айдаровца" спасали от Печерского суда
Валентина Лыхолита отпустили на поруки народных депутатов. При участии Генпрокурора, который, как Ющенко, решил тушить пожар сам, процесс пошел быстрее. Но Печерский суд все равно успел показать себя во всей красе.
После ночи блокирования в суде страсти поутихли, судебный процесс замер, единственной проблемой оставалось время года. По прибытии оказалось, что кондиционер то работает, то не работает, окна открыты, в зале – натуральная сауна. Что-то похожее, судя по видеотрансляции, происходило на недавней встрече с российским акционистом Павленским – там тоже был какой-то температурный коллапс.
По залу суда курсируют бутылки с водой и квасом, влажные салфетки, но это мало помогает. Все усугубляет толчея. Становится понятно, что: а) после определенной температурной точки влажные салфетки только ухудшают ситуацию и лучше утираться сухими; б) приходить в сандалиях, даже спортивных, в помещение, набитое людьми преимущественно в берцах – очень плохая идея.
Апелляцию решают рассматривать дистанционно, в режиме видеоконференции. В ожидании то ли судебного рассмотрения, то ли начала автопробега к резиденции президента скитаюсь из здания на улицу и обратно, и нас таких много. Пропускная система от такого пассажиропотока терпит крах. В первый мой заход охрана на входе устало описывает, на каком этаже зал, во второй заход я, не сбавляя шага, бросаю: «На третий», в следующий раз – просто прохожу мимо через рамку и меня никто ни о чем не спрашивает. Позже на какое-то время пассажиропоток блокируют «космонавты», но после небольшой толкотни под лестницей группу поддержки, желающую пройти в зал, все-таки пускают.
Во дворе Печерского суда - плакаты в защиту «Бати», а также необходимые элементы карго-культа: шины, пока не горящие, и бабушки в вышиванках, поющие в мегафон украинский фольклор. Во внутреннем дворе на склоне посменно валяются в тени силовики, мечтая снять с себя всю амуницию вместе с кожей, но имея возможность снять разве что шлем.
К резиденции Порошенко вызывается ехать около 20 машин. Наша колонна немного петляет улицами между особняками поселка Козин и останавливается у более чем трехметрового, а скорее, пятиметрового забора и ворот с вензелями, от которых веет Людовиком. На подступах к резиденции, ковыряясь в телефонах и непринужденно вертя в руках видеокамеры, тщетно пытаясь затеряться в толпе, которой пока нет, и "палясь" уже одним своим количеством, прогуливаются человек пятнадцать с одинаковыми лицами.
Перед воротами установлен огромный автобус дальнего следования и шеренга служивых в амуниции. Газон подстрижен параноидально коротко, вокруг никаких кустов, все прекрасно простреливается. Из-за забора торчит покромсанная липа, жертва неудачного кронирования. Петр Алексеич, видимо, делал, как для себя.
Приехавшие в автоколонне миролюбиво разбиваются на кучки для дискуссий, потом по очереди немного вещают в микрофон. Второй основной месседж после репрессий в отношении Лыхолита и других бойцов – в чем смысл из-за 20-30 человек на автомобилях за государственный счет мариновать на жаре силовиков и баррикадировать вход целым автобусом? Понимая, что чем раньше уедем, тем быстрее спецподразделению будет счастье, решаем не издеваться и выдвигаемся. Тем более, что президента все равно на месте нет - он как раз вручает военным радары в Борисполе. На выезде из поселка на киевскую трассу пересекаемся с одним из активистов, отставшим от колонны – он расстраивается, что опоздал, говорит, специально яйца захватил с собой по такому случаю.
Прилетаем обратно в Киев – у Печерского суда все то же: снаружи разброд и шатания вокруг установленного армейского шатра, в здании – забаррикадированный шеренгой силовиков туалет и стихийные мини-митинги в зале заседаний.
Прибывает взъерошенный и серьезный Луценко, в перерыве комментирует закон об амнистии бойцов – в целом поддерживает, но предупреждает, что не надо всех под одну гребенку. Во время видеоконференции скользит взглядом по столу стороны защиты, где еще недавно материалы дела лежали вперемешку с батонами, минералкой, пустыми стаканами из-под апельсинового сока и мохито.
Судей по видеоконференции почти не слышно, вдобавок оба раза, когда сначала Луценко, а потом представитель военной прокуратуры объявляют, что не против отпустить Лыхолита на поруки, громада в зале, а за ней - громада на улице, услышав звон, решают, что на этом все, победа, можно идти домой. Юридические нюансы тонут в криках «Героям слава!», а между тем еще окончательного вердикта суда подождать не мешало бы.
Песни, крики и вопросы: «Так Батя свободен или нет?» продолжают сопровождать судебный процесс. Окна при этом закрыть невозможно – мы помним, почему. Когда видеоконференцию становится не слышно вообще, Егор Соболев вылезает в окно третьего этажа практически в полный рост и почти шепотом говорит вниз, во двор-колодец: «Тихо…». И они его там почему-то слышат.
После объявления судебного решения Валентина Лихолита побратимы выводят в плотном кольце, кольцо окружают недовольные, якобы от комбата Мельничука, ведут до самого джипа, который, несмотря на свист внезапно проколотого колеса, все-таки выруливает из толпы и уносится по Крещатику. «Айдаровцы» со светлой и темной стороны остаются на Крещатике выяснять, кто же есть «Батя» – герой или человек, по вине которого посадили бойцов и не поставляли на передовую оружие в нужных количествах. И тут знаете что? Ситуация с Лыхолитом наверняка не обходится без политических манипуляций и каких-то давних счетов между конкретными людьми. И тут получается, как в том анекдоте: «Они говорят? Ну и что, все говорят, и вы говорите!». Во всех этих перекрестных обвинениях критерий один. Точнее, два. Во-первых, почему-то большинство тех, кто были категорически против освобождения Лыхолита и пришли его встретить и загнобить, с первого взгляда не внушали доверия. Ну вот не села бы я к человеку с таким выражением лица не то что в попутку, а даже в такси с шашечками (и его точно не возьмут в Uber). А во-вторых, и лента Фейсбука была индикатором: за Лыхолита выступали те, к кому по другим темам вопросов нет или исчезающе мало, а против него – какие-то мутные персонажи с такими же аргументами.
Из набитого битком зала суда группа поддержки выходила медленно, оставляя после себя пустую тару, скомканные салфетки и грязноватые лужицы на полу. Учитывая контраст с судейскими креслами из молочной кожи – так даже лучше, внесли, так сказать, в этот зал немного жизни с улицы. Наверное, потому живых судей во время рассмотрения в зале и не было – слишком велик был бы когнитивный диссонанс. Но даже в режиме видеоконференции было понятно: пока судебная система будет говорить с обществом, что-то бормоча себе под нос на птичьем языке, как во время оглашения приговора, ничего не изменится. И перелом, если он произойдет, будет как раз при рассмотрении таких дел, открытых против бойцов. Против живых людей, которым не западло прийти поддержать товарища, не понять бюрократическую формулировку и по нарастающей – переспросить, громогласно и прямо возмутиться, спеть гимн, поскандировать лозунг, выстрелить в потолок.
Фото автора