Боец добробата: В Дебальцево был полнейший "винегрет"

Виталий Овчаренко поехал в Дебальцево добровольно

Без Табу продолжает рассказ реальных историй жителей Донецкой и Луганской областей, для которых любовь к Украине значит куда больше заигрывающих фраз о больших зарплатах, сказанных с телеэкранов. Многие из них продолжают свою борьбу, и свидетельствуют против боевиков, поэтому их данные изменены.

Часть пятая. Виталий Овчаренко, позывной "Нанаец"

Украинцы тоже могут дать сдачи

- 2014-й был годом, когда всем жителям Донбасса пришлось стать перед выбором: поддержать российскую агрессию, смириться с ней или начать борьбу. Помните, как сделали свой выбор?

- Еще до войны я однозначно чувствовал себя гражданином Украины. По сути, выбор стоял в другом, бороться или не бороться. Во время так называемой "русской весны" мы с друзьями собрались, и решили, что ситуация усложняется, начинается российская агрессия, и решили не словом, а делом показывать, что мы – граждане Украины. Что Донецк – Украина. По сути, все началось с того, что убили Дмитрия Чернявского, что начали избивать и женщин, и детей за сочетание желто-синих цветов. Не мы первые начали действовать силой. Много раз проукраинские митинги были разогнаны агрессивной русской толпой. После этого мы решили, что украинцев вечно избивают, а они вечно молчат. Нужно было показать, что украинцы тоже могут дать сдачи, что в Донецке есть мужчины, которые готовы отстаивать российские нападки, и что вообще украинцы – не беспомощные несчастные люди, мы тоже можем дать в лицо. Разговаривать с приезжими не было смысла, поэтому начали активно физическими методами показывать этим «титушкам» из Ростова, Белогорода и Орла, что желто-синие цвета в Донецке нужно уважать. Что нельзя избивать митингующих, что нужно принимать Донецк как территорию Украины. В марте, апреле и немного в мае мы активно пытались не допустить оккупацию. Объединялись в группы от пяти до 15 человек. Собирались в центре, ходили и отлавливали «ДНРовские» патрули. Советовали, чтобы они убирались из Украины, забирали их флаги, ленточки...

Очень легко было выяснить, приезжий человек или нет. Очень часто люди с русским акцентом интересовались, как пройти на автовокзал. В таких ситуациях, понятно, что не с хорошими намерениями человек приехал на Донбасс. А мы показывали ему, не как пройти, а как прилечь и отдохнуть. Лично для меня, это закончилось в мае, когда по нашей группе открыли огонь из пистолета. У нас же были кулаки, и ничего больше.

- Были ли попытки действовать более активно, а не только заниматься патрульными?

- В среде проукраинских ребят звучало много предложений идти голыми руками штурмовать Донецкую облгосадминистрацию, которая была захвачена этим российским сбродом. Но мы на это не решились.

- Как Вы стали бойцом добробата?

- 17 марта я уехал в Киев. Здесь было все мирно и спокойно. Следил за ходом АТО. Видел, что города освобождают один за другим. Казалось, накал спадет, однако после падения самолета в Луганске, где погибли 54 десантника, начал задумываться о том, что нужно принимать более активное участие в борьбе с оккупантами. 15 июля принял окончательное решение идти в один из добробатов, с оружием начать защищать Украину. До августа собирал обмундирование, а затем уехал в Днепр оформляться в милицию в добровольческий батальон «Артемовск». Там долго затягивали с документами. С бойцами батальона «Днепр-1» чуть ли не пикеты устраивали, потому что это смешно: начался Иловайск, страна находится в состоянии войны, а нам не ставят штампы в документах и не отправляют на фронт. Бред!

В общем, оформили нас только после событий в Иловайске. И где-то второго сентября батальон «Артемовск» выехал в зону боевых действий. Нас было 12 человек - люди разных социальных статусов, профессий, достатка - ехали на фронт защищать Украину. Что примечательно, только умели пользоваться автоматами. Остальные учились уже на ходу.

- Чем Вы занимались в зоне АТО? Необученных бросили в бой?

- Пятого числа было подписано очередное перемирие. Оно, конечно, не соблюдалось. Мы дежурили на блокпостах. Участвовали в задержаниях с нашей спецурой. В принципе, основная задача батальона заключалась в стоянии на «ненужных», как я считаю, точках. Мы сторожили кусок поля...

Каждый, кто был в том туннеле, несколько раз родился заново

- Попадали в «замесы»?

- 31 января, когда я приехал с дежурства на базу, нас построили, зачитали списки, и сказали, мол, эти ребята отправятся в Дебальцево. Из новостей мы знали, что там происходит. Меня в списках не оказалось, и это сильно озадачило. Думаю: «Вот блин, мои все товарищи едут, я нет». И я слегка нагло стал к ним в строй, и говорю, что тоже поеду с ними. В тот же день заехали на окраину Дебальцево. Постояли там. Неподалеку ложились снаряды. Начаинало темнеть. Не знаю, почему, но командование приняло решение, чтобы мы вернулись назад в Артемовск. На следующий день нас снова отправили в охваченный войной город.

Там батальон разместился в центре города, недалеко от горсовета. Задача, которую поставили перед нами, была проста - показывать, что в Дебальцево есть украинская власть. Патрулировали населенный пункт, изредка вступали в бой с диверсионными группами Российской Федерации. В принципе, сразу же после приезда нас обстреляли весьма быстро. Уже через пару часов снаряды ложились недалеко от нашей базы. Я стоял рядом с каким-то строительным сливом. Обрадовался, что он там вообще есть. Как сейчас помню: лег один снаряд – я стою. Второй, уже ближе. При разрыве третьего уже лежал в яме.

- Чем занимались в «Артемовске», когда Россия начала более активное наступление?

- Нас нередко привлекали к зачисткам окраин города. В то время фронт в разных частях уже потрескивался. Так что приходилось помогать ВСУ. У нашего батальона был танчик, два БРДМа. То есть, некоторой огневой мощью мы обладали, хотя нас было всего 30 человек. Этого, конечно, мало. Механы техники, плюс как минимум треть бойцов надо было оставлять на охране базы. Свободных людей было мало. Приходилось отстаивать двойные и тройные наряды. По нескольку раз подряд ходили в патрули. Пришел, поел и сразу ушел. Это война...

- Как началось окружение?

- Числа девятого февраля мы узнали, что выехать на «большую землю» стало фактически невозможно. Если честно, по началу думали, что такой ситуация будет один, максимум, два дня, что второго Иловайска не будет. В принципе, с начала поменялось не многое, ведь мы и до этого занимали на базе круговую оборону. После известия об окружении половина нашей группы вообще перестала спать ночью. Потому что именно в этот период суток можно ожидать все, что угодно. Ночью на войне, когда город полностью темный, и горит один-два дома, творится постапокалипсис.

10 февраля боевики очень сильно разбомбили базу батальона «Львов». Было несколько очень жестких прямых попаданий. Ребята присоединились к нам. Их было чуть больше 20. Нам стало значительно проще. И вообще, момент был показательным: батальон «Львов» - с запада, и «Артемовск» - с востока, оказались в окруженном россиянами городе.

- Какие задачи ставило командование во время окружения?

- Мы были закреплены за железнодорожным туннелем. Каждый, кто там дежурил, я думаю, по несколько раз заново родился.Как я понимаю, этот туннель имел важное стратегическое значение, так как через него могла проехать техника, а по верху - железнодорожный транспорт. Российские артиллеристы хотели его просто уничтожить, перерезать соединение между одной частью города и другой. Это бы сильно повлияло на мобильность нашей обороняющейся группировки. Мы держали позиции там и днем, и ночью. Несколько дней... бомбили очень жестко. Бетонная плита, которая рассчитана на шесть-семь товарных поездов, буквально трещала от взрывов. Если честно, думал, что нас там завалит. Ситуация осложнялась еще и в том, что если ты выходишь из туннеля, тебя может посечь осколками. Если лежишь в нем – кто угодно может зайти туда и перестрелять всех. Мы знали, что перед нами украинских постов уже не было. Служили таким «звоночком»: если мы там стоим и живы, враг еще не прошел. Если нас нет, значит русские уже на подходе к штабу. Могли по полтора дня лежать под обстрелом. Мне не повезло часто находиться в этом туннеле.

Готовились продать свои жизни подороже

- Что было дальше?

- 13 числа случилось одно из самых больших несчастий нашего батальона. Русские хотели окружить опорный пункт «Мойша». Они зашли в микрорайоны 8 Марта и Октябрьский. Наши ребята поехали отбивать эту часть города. В бою погибли два бойца батальона «Львов» - Игорь Лехминко и еще один парень, имя которого я забыл. И три бойца батальона «Артемовск» - Витя Ваговский из Житомирской области, Сергей Карпо родом из Красного Лимана Донецкой области, и Дмитрий Стрелец, родившийся в Марьинке. Было также несколько раненых. Россияне подбили наш танк, БРДМ. В общем, бой был серьезный и тяжелый. В принципе, в эти дни русские уже значительно услили обстрел, а в Минске проходил очередной раунд переговоров.

- Ждали прекращения огня?

- У нас были сомнения, но 12 ночи мы ждали, как Новый год. Отсчитывали часы, но каких-то особых иллюзий не питали. Через полчаса после полуночи русские продолжили обстрел с новой силой, в очередной раз нарушив взятые на себя обязательства, как и в Иловайске. Стало понятно, что шоу продолжается.

Обстановку постоянно накаляли и российские СМИ, и ленты Фейсбука, где «знающие люди» утверждали, что город сдан, а нас уже чуть ли не хоронили. В один из таких моментов мы решили поехать к горсовету, чтобы проверить, висит ли там наш флаг. Недоумевали, мол, два часа назад были там в патруле. Город был еще нашим. Это было 15 февраля.

Спустя два дня в Дебальцево уже был полнейший «винегрет». Непонятно, где русские, где наши. ВСУшников оккупанты активно выдавливали, поэтому за постоянно обновляющейся линией фронта начали спонтанно формироваться новые опорные пункты, где собирались бойцы.

Я оказался в районе штаба. Был просто невероятный обстрел. Русские пошли на штурм. Как я понимаю, им нужно было захватить штаб сектора, чтобы на переговорах, которые шли по Дебальцево, они могли сказать, что группировки больше не существует, так как штаб сектора взят. Сделать это у них не получилось. Помню, как мы сидели в одном из боксов, и зашел один из вояк, который сказал, что ситуация постоянно ухудшается. Бомбежки чередуются с атаками пехоты. И поэтому посоветовал жечь документы тем, кто с запада и с востока страны, мол, в случае чего, русские будут добивать добровольцев с запада как «бендер», а бойцов из Донбасса – как предателей. У меня была ксерокопия документа о том, что я милиционер. К счастью, ничего другого я не брал. И мы сожгли все.

В принципе, готовились продать свои жизни подороже. Один из бойцов так нас смотивировал: если каждый перед смертью заберет одного-двоих русских, то уже погибнем не зря. Значит, эти оккупанты не убьют наших товарищей. Тогда появилась очень жесткая агрессия. Я начал высовываться даже там, где уже и не следовало это делать.

В тот же вечер прозвучала команда «на выход».

В первую очередь грузили раненых

- Все происходило хаотично?

- И да, и нет. Толком никто не знал, как и куда ехать. Показательно, что в первую очередь на броню и в машины грузили раненых. В тех условиях, под непрекращающейся бомбежкой, в окружении, люди в первую очередь решили позаботиться о своих боевых товарищах. Поверьте, это многое значит.

Начали формировать колонны. Попали под обстрелы. Мне пришлось выпрыгивать из КУНГа (бронированное авто с кузовом уницифированного нулевого габарита, - авт.) раз пять. На самом деле, засад было намного больше. Разворачивались, ехали обратно – по нам стреляют. По рации орут, мол, не туда едете. Снова разворачиваемся. А в это время все вокруг взрывается. Остановились, повыпрыгивали из машины. Часть колонны двинулась вперед, а тут смотрим – на горизонте кто-то едет на нас. Украинские флаги. Фух! Затем я оказался на броне МТЛБ (многоцелевой транспортёр лёгкий бронированный, в основном используется для перевозки личного состава, - авт.). Все едут прямо, а мы уходим направо. «Куда едем?». «Наших забирать, с поля боя». Приехали, смотрим – парни бегут. Не знаю, как они скоординировались, я запрягнул на броню на ходу и был без связи. Ребята разместились рядом. Снова помчались под обстрелом.

Хочу сказать, что нашу колонну сопровождали «ангелы-хранители» - два БМП. Все едут медленно, а они, побыстрее, в разведку. Я не знаю, как зовут этих ребят, но мы многим им обязаны. Да и вообще, водители техники тогда совершили подвиг. Они проявляли чудеса выдержки. Когда броню подбивали, 90% водителей ждали, пока из разбитой техники не повыпрыгивают парни. Принимали правильные решения, отстреливались. Не глохли.

Думал, истеку кровью... начал прощаться

- Что было, когда пробились на свободную территорию?

Около 10 утра мы приехали в Луганское. Остановились на подъезде, когда увидели блокпост с украинским флагом. После ночных событий были настолько взвинчены, что не понимали, наши на месте или нет. Выстроились в линию. Кто-то из парней вылез из брони, и сказал, мол, ребята, вооружайтесь, перезаряжайтесь. Непонятно, кто там сидит. Повезло, что всю эту картину увидел боец на блокпосту, и понял, что происходит. Он встал в полный рост, взял флаг, и начал нам махать.

В центре села возникла пробка. Начали перегружать раненых. Стояло множество «скорых». Каждую нашу машину тормозили и задавали один и тот же вопрос, есть ли трехсотые?

Когда я понял, что мы выбрались. Увидел всю эту пробку, украинский флаг, честно говоря, почувствовал ком в горле. Пусть это звучит пафосно, но цену желто-синего флага мы познали. Где наш стяг – там оказались свобода и спасение.

- Что делали на базе?

- Дело в том, что во время выезда, когда сидел в КУНГе, получил травму. Вот так едешь в броне, и слышишь, как по ней стучат пули. И тут почуствовал резкую боль в спине. В тот момент подумал, что в меня попали. В том месте собраны все органы. Если попало в руку, ее можно перемотать жгутом, а со спиной что ты сделаешь? Ехал полусогнутый и плита бронежилета немного приподнялась, оставив поясницу незащищенной. Считал, что мне всё. Потерял самообладание. Начал прощаться. Думал, что истеку кровью, чувствовал жидкость, которая потом оказалась то ли потом, то ли снегом. Но по ране рукой провести боялся, считал, что лучше от этого не станет. Через минуты три мы попали под очередной обстрел. Из кабины прокричали, что нужно выпрыгивать. Забыв обо всем, выскочил и вступил в бой. Вспомнил о ране уже вечером, в Артемовске. На спине был большой синяк. Наверное, пуля попала в железо, а меня ударило кумулятивной энергией. Пришлось пойти к врачам «фотографироваться». Сказали, что есть подозрение на перелом отростков позвонков. Поехал в Харьков, там тоже сделали несколько раз несколько снимков. Таскали по разным комиссиям. Говорили, останусь инвалидом. Впрочем, сейчас играю в футбол.

- Нужно ли было вгрызаться в Дебальцево, когда группировка оказалась под угрозой окружения?

- Я не знаю, правильно или неправильно мы стояли там до конца, но если мы будем сражаться так за каждый из украинских городов, я думаю, русским придется заплатить слишком высокую цену за оккупацию.

- Столкнулись ли с посттравматическим расстройством?

- ПТСР было. Первый год после всех событий весьма жесткое. Научился с этим справляться. Могу сказать, что я серьезно изменился. Таким, как был до войны, уже не стану. Кажется, вся эта ситуация сделала меня чуть сильнее, и , к сожалению, чуть агрессивнее.

А вообще, хочу сказать, что многие разыгрывают ПТСР, мол, мне плохо, уделите мне внимание. Ребят, если вы там были сильные, то чего тут начинаете раскисать. Если там держали оборону, были в окружении, то чего вы приходите сюда и начинаете... хотя все люди разные, все переносят это по-своему.

Впрочем, не прошло ни дня с тех события, чтобы я не вспоминал о войне. Был там такой эпизод. Колонна уезжает, а я и еще один парень не успели запрыгнуть в КУНГ. Авто поехало. Бежим, я быстрее, он чуть отстает. Оглянулся, встретились взглядами. Без каких-либо слов понимаем, что я не хочу запрыгнуть в броню без него, а ему также не хочется оставаться... земедлил ход.

Случилось чудо. КУНГ остановился, и мы в него буквально влетели. Этот момент войны мне часто снится.

Видеоверсия интервью с Виталием Овчаренко

Подпишитесь на наш канал в Telegram и получайте подброку только важных новостей!