Суд по расстрелу Небесной сотни сегодня прошел с плакатами, в «крови» и бинтах. В первой части судебного заседания было сказано много любопытных вещей, которые стоило бы развить во второй – но ее, если мыслить сугубо процессуально, просто сорвали.
Выходя на перерыв, журналисты и родственники пострадавших натыкались на кучку ребят с забинтованными головами и в пятнах крови, в майдановских противогриппозных повязках, респираторах и дождевиках. Первые пару секунд, пока из обрывков фраз не стало понятно, что это перфоманс, как-то потянуло вызвать «скорую». Тем более, что на вопросы: «Что случилось?» ребята отвечали: «Все в порядке».
Позже все переместились в зал, где участники – активисты движения С14 и гражданского корпуса «Азов» - начали рассказывать, что к чему. А активисты С14 попутно комментировали недавний инцидент с зажженными шинами под зданием суда - дело было на праздники, и журналисты с ньюсмейкерами собрались все вместе только сейчас.
Среди родных пострадавших нашлись те, кто представление не поддержал – возмущались, что это спектакль и вообще кощунство. Активисты объясняли, что бинты и «кровь», она же красная краска – для наглядности, чтобы продемонстрировать судьям и всем присутствующим, что именно происходило в те дни на Майдане. Но позже оказалось, что обвинения, касающиеся формы, были ничем по сравнению с содержанием и общим эффектом.
Зал, который в первой части был практически набит битком, пополнения просто не выдержал. После перерыва активисты по требованию суда выйти отказались, и дали прекрасный повод перенести заседание. Хотя по части поводов это все похоже на рассуждения о пресловутой «картинке для российских СМИ»: давайте на всякий случай не реагировать на то и на это, или реагировать, но по-другому, или давайте не дышать – это будет картинка, давайте дышать – это тоже будет она.
В перерыве перепалки активистов с родственниками «беркутовцев» и периодические скандирования часто заглушали, например, комментарии прокуратуры на телекамеры. Тут вспомнился харьковский суд по мэру Геннадию Кернесу – туда тоже приходила постоянная группа протестующих с барабанами и прочими шумными предметами, и в отличие от С14 и «Азова», протестовали они не в перерыве, а во время заседания, под окнами, чем вообще глушили звукоряд процесса напрочь.
Перенос – это лишний напряг для родственников, приехавших давать показания из других городов. Это активистам пытались объяснить уже в коридоре, по завершении заседания. В остальном ориентироваться только на возможную реакцию суда, наверно, дело неблагодарное. Судьи могли и закрыть глаза на обстановку в зале, и не просить никого выйти из зала, и продолжить заседание без переноса – в таких случаях это лотерея на самом деле. Но то, что периодически в СМИ в новостях о процессе появляются какие-то визуально оформленные символические реакции на происходящее – это скорее полезно. Ситуация, когда в процессе такого рода все ограничивается только бесстрастными вопросами адвокатов, прокуроров, судей и ответами свидетелей безо всякой общественной реакции, гораздо более ненормальна.
Владимир Голоднюк, который уже рассказывал о гибели сына съемочной группе, снимающей фильм о Майдане, вместе с тем хранил у себя пулю из автомата Калашникова, подобранную во время протестов, и отдал ее в ГПУ на экспертизу только 5 ноября прошлого года – потому что не доверял следствию.
Его рассказ о форменной экипировке (сам он был одет на Майдане в старую милицейскую форму без шевронов, а сын Устим – в форму «бундес», которую всей его сотне закупили в качестве объединяющего фактора) мог бы добавить аргументов защите «беркутовцев». Но визуальный ряд отходит на второй план и становится вопросом личного восприятия на фоне того, что стрелявших со стороны майдановцев Владимир не видел, а вот о неизвестных в черной форме, стрелявших из «калашей» и снайперских винтовок Драгунова, рассказал подробно. Из оружия у майдановцев Владимир видел охотничье ружье, но не видел, чтобы из него стреляли – активист просто бежал с ним от стелы к памятнику основателям Киева.
Помимо огня по активистам из-за бетонной баррикады отец Устима упомянул о позициях на чердаках зданий за Октябрьским дворцом. По его словам, было два следственных эксперимента, в которых он принимал участие. Первый был проведен весной, когда на деревьях была листва, и Владимир попросил повторить эксперимент в другой период, в условиях, наиболее приближенных к реальным. Если во время первого следственного эксперимента на чердаках не обнаружили ни гильз, ни других лишних вещей, то во время второго никаких уточнений по позициям на чердаках вообще не вносили.
По итогам вырисовывается два варианта развития событий. Либо суд и дальше из-за перфомансов будет идти, немного притормаживая на особо опасных поворотах. Либо во время перепалок между родственниками «беркутовцев» и майдановцев родится запрос на поиск пресловутой «третьей силы», если уж обе стороны с одинаковой настойчивостью требуют найти виноватых. В конце концов, параллельно происходят судебные рассмотрения по «беркутовским» командирам, и там могут проявиться дополнительные элементы этого паззла. Хотя месседжи о возможности не выполнять преступный приказ и о праве народа на восстание против преступной власти никуда с повестки дня не исчезают.