Дело Ильдара Дадина. Как не должно быть в Украине
Иногда, чтобы понять, чего Украина пытается не допустить, нужно полистать российские новости о преследованиях оппозиционных активистов. Не исключено, что турецко-сирийская история пустит ситуацию вразнос и внесет коррективы, но пока нюансы, описанные ниже, могут оказаться полезны.
Россиянин Ильдар Дадин – учасник многочисленных оппозиционных акций, первый активист, осужденный в России по статье о нарушениях при проведении митингов. Впрочем, согласно этой статье уже сам митинг выглядит нарушением.
У нас о нем не очень пишут: грубо говоря, хватает своих – Сенцова и Кольченко, крымских татар, которых записывают в террористы, «диверсантов», «шпионов» и прочих, которых Россия захватила, и теперь у себя использует как страшилку для новостей, а «на экспорт» - как инструмент шантажа. Но история Дадина может показать, что из себя представляет как тоталитарная машина в России, те, кто пытаются ей противостоять, и те, кто и не пытаются. То есть какую именно «цивилизацию» нам третий год пытаются привезти на танках.
Ильдара недавно этапировали из колонии в Карелии в вологодский СИЗО – долгое время вообще никто не знал, где он. Правозащитники и диссиденты, прошедшие заключение в советское время, сегодня во время онлайн-марафона в его поддержку отмечали, что этап – вообще явления сложное и многофункциональное. Люди довольно долго могут ожидать на пересылке – пока наберется нужное количество, чтобы заполнить вагон. Во время этапа есть масса времени – и надавить, чтобы человек оговорил себя, и подождать, пока сойдут побои. Помнится, перемещения Олега Сенцова и Геннадия Афанасьева тоже заставили многих поволноваться.
При этом, по опыту прошлых лет, но без учета того, насколько изменилась ситуация, правозащитники советуют не волноваться молча. Общественный резонанс все-таки влияет, хотя и не так, как в советское время. Но и поднять информационную волну по тому или иному вопиющему поводу сейчас легче.
Сопровождать суды пикетами, привлекать юристов, искать на международных площадках людей, которые окажут поддержку – все это в какой-то мере еще работает. Правда, правозащитная деятельность, как говорят участники марафона, от юридической существенно отличается – здесь приходится иметь дело не с законом, а с беззаконием. Предполагает такая деятельность и много организационной и бумажной работы, а ни людей, ни времени на это не хватает.
В процессе дискуссии участники спорили, остались ли в России хоть какие-то инструменты воздействия на власть снизу или уже нет. Решили, что вряд ли. Например, по законодательству, если два члена общественной наблюдательной комиссии одного субъекта федерации приходят в колонии, чтобы проверить условия содержания, их не могут не пустить. Но сами комиссии теперь вместо правозащитников заполнены бывшими пенитенциарщиками и полицейскими, которые, понятно, будут заняты в основном выгораживанием своих бывших коллег. Все организации, которые как-то обеспечивали взаимодействие между властями и правозащитниками, сейчас больше работают на медиа. И вообще, по словам директора Харьковской правозащитной группы Евгения Захарова, сейчас правозащитники не имеют той поддержки, что в советское время. Сообщения о преследованиях активистов и пытках политзаключенных в основном не впечатляют, даже если информацию удается быстро распространить.
Из оставшихся действенных методов – письма политзаключенным: тюремщики наглядно убеждаются, что о человеке не забыли, и начинают вести себя попроще. Но в целом среди персонала российских тюрем, как рассказывает Михаил Савва, российский правозащитник и политзаключенный, долгое время проиходил отрицательный отбор, и накопилась критическая маса людей, которые получают удовольствие о возможности унижать и пытать. Этот момент, кстати, тоже для нас не абстрактный повод ужаснуться – многих наших крымчан уже перевезли в такие российские тюрьмы в отдаленных регионах, а многие силовики переехали из России в оккупированный Крым и пытаются там «вершить правосудие» так, как они его себе понимают.
Огласки и наказания боятся часто и украинские правоохранители, прошедшие ту же советскую школу. Александр Павличенко из Харьковской правозащитной группы приводит в пример один случай: количество задержаний уменьшилось на треть после того, как появилась возможность в Белой Церкви, Хмельницком и Харькове рамках проекта бесплатной правовой помощи сразу вызвать адвоката.
По словам диссидента Иосифа Зисельса, как для России в случае с репрессиями, так и для Украины в случае с конфликтом на Донбассе и оккупацией Крыма действует один и тот же принцип: если внутри сопротивления нет, то извне мало кто помогает.
Впрочем, последние события могут внести поправки. Вчерашний жуткий перфоманс на турецкой выставке показал, что можно, не радуясь человеческой смерти как биологическому явлению, испытывать что-то вроде хотя бы частичного закрытия гештальта. К этому добавляется и осознание того, что в Турции, тоже принявшей немало сирийских беженцев, в отличие от Европы, не стали ныть о квотах и ассимиляции. А решили вот так. Был ли это прагматичный «выстрел главному в голову», чтобы остановить поток, или следствие шока от услышанных об беженцев историй – мы уже не узнаем. Никакого злорадства, убийство – это неэстетично, это плохо для кармы. Но существование в данной ситуации закономерностей, особенностей мировоззрения и взаимосвязей немного успокаивает. И знаете, не надо Турции в Евросоюз. Нечего ей там делать.
Можно не разбираться в исламских тонкостях и особенностях сирийского конфликта, можно знать Крым только по довоенным поездкам на море раз в год. Но последние события: резолюция ООН, признающая вторжение России в Крым, убийство российского посла в Анкаре, несколько истеричных терактов, последовавших за этим в разных частях мирной Европы – показывают, что Россия заигралась в собственных границах, выжала все из остатков оппозиции, но при попытке навести «мировой порядок» сунулась не туда. Довольно странно, ведь про ислам Путину все детально могли объяснить люди из ближайшего окружения. А про то, что ждет борца, напавшего на противника, владеющего набором совершенно иных, неизвестных до этого приемов, российский президент, как дзюдоист, мог бы понять и сам. Но теперь в отношении Путина можно только руками развести. А за мир – помолиться. За мир – в обоих смыслах этого слова.