Без Табу отвечает на вопрос - кто виноват в Чернобыльской трагедии?
26 апреля 1986 года – одна из наиболее трагических дат в мировой истории. Жуткая техногенная катастрофа, которая приключилась теплой весенней ночью, наложила свой отпечаток на дальнейшую жизнь сразу нескольких государств. Одно из них спустя пять лет окончательно и бесповоротно развалилось на части. А «страны-правопреемницы» до сих пор разгребают последствия разрушительного взрыва на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС. Кто же виновен в том, что случилось?
Причины любого провала и катаклизма обычно имеют конкретные имена и фамилии. В случае с аварией на ЧАЭС первым делом почему-то хочется пнуть побольнее персонал станции, затеявший странный эксперимент, который привел к трагедии. По степени безрассудности это «испытание в боевых условиях» сравнимо разве что с попыткой бросить таблетку-шипучку в бутылку с газировкой, вот только последствия оказались куда более катастрофическими. Но и без любителей проверять труднообъяснимые теории на практике есть кого пригвоздить к позорному столбу. Например, вышеупомянутое большое начальство.
Принято считать, что Владимир Щербицкий был человеком добрым, щедрым и отзывчивым. В Верхнеднепровске, где родился и рос будущий партийный деятель союзного масштаба, местные власти по сей день противятся декоммунизации, отказываясь переименовывать названную в его честь улицу. И бюст бывшего первого секретаря ЦК КПУ демонтировать отказываются, объясняя отказ очень просто: если бы не Владимир Васильевич, то наш родной райцентр так и остался бы одним большим одноэтажным селом. А болельщики команды киевского «Динамо» со стажем и вовсе боготворят Щербицкого, ведь без его участия не было бы славной эпохи Валерия Лобановского, международных трофеев и огромного количества внутрисоюзных успехов. Однако у каждой медали, как известно, есть обратная сторона.
Первым лицом УССР Щербицкий стал в 54 года. Но вел он себя, если верить воспоминаниям современников, подобно мальчишке-максималисту. Новый первый секретарь пытался как можно лучше показать себя перед товарищами по Политбюро, особенно в тех случаях, когда речь шла о стройках союзного значения.
Строительство Чернобыльской АЭС на тот момент только лишь начиналось, и представитель днепропетровского клана не мог не воспользоваться возможностью заработать себе вистов за счет привычного для тех времен «перевыполнения плана». О последствиях спешки тогда, разумеется, никто не думал. Атомная энергетика была перспективной отраслью, а станция на правом берегу Припяти должна была стать первой в республике. И открыть ее должен был именно республиканский лидер.
Проблемы, впрочем, были заложены еще на стадии проектирования. Некоторые специалисты спустя десятилетия после катастрофы резонно сошлись в одном: даже без взрыва на четвертом энергоблоке какая-нибудь авария так или иначе была неизбежной. Дело в том, что отведенная под строительство объекта земля была признана в свое время непригодной для сельскохозяйственных работ не просто так – уж больно близко к поверхности располагались грунтовые воды.
В разгар «застоя» на такие «мелочи» внимания особо не обращали, и не только при проектировании АЭС. К примеру, товарищи инженеры, разрабатывавшие план днепропетровского метро с подачи Брежнева, беззастенчиво нарисовали в проекте станцию «Музейная», к которой нужно было копать и копать через внушительный холм. Лишь четверть века спустя заграничные уже специалисты постановили, что рыть там если и можно, то очень осторожно – в ином случае под землю могут уйти несколько высших учебных заведений, областная больница и еще много чего инфраструктурного.
Но беда была не только в этом. Строителей еженедельно торопили важные киевские шишки, которых якобы донимали соответствующими вопросами московские партийные бонзы. На самом деле в Москву регулярно уходили отписки на тему «ничего не успеваем, дайте еще месячишко-другой». При этом задачу запустить первый энергоблок не позднее 1975 года никто с повестки дня не снимал. Запуск вроде бы благополучно состоялся, а затем началось и строительство второй очереди. Однако без мелких (и не очень) недочетов не обошлось.
Наконец, уже после аварии киевская верхушка зачем-то включила режим замалчивания. Историки, конечно, любят утверждать, что приказ организовать в Киеве праздничную демонстрацию 1 мая 1986 года и промедление с эвакуацией населения из зоны радиоактивного заражения – не более чем следствие соответствующего приказа из Москвы. Но вот же вопрос: если бы в Кремле Щербицкому приказали привязать к шее камень и прыгнуть с моста в реку, он бы подчинился? Скорее нет, чем да. В итоге вышло так, что товарищ первый секретарь компартии совершил куда более самоубийственный поступок, хоть и сумел после него удержаться в мягком кресле еще три с лишним года.
К счастью, мы никогда не узнаем, что еще могло бы случиться на ЧАЭС из-за того, что стройка в один прекрасный момент превратилась в «социалистическое соревнование». Да и хорошими делами уроженец Верхнеднепровска все же прославился кое-где.
Но если на одной чаше весов лежит благополучное существование городка с населением в 24 тысячи душ (это на момент смерти Щербицкого, разумеется, сейчас там народу поменьше), то на другой – исковерканные жизни и судьбы сотен тысяч, если не миллионов украинцев. Тут уж поневоле начинаешь верить версии, согласно которой Владимир Васильевич покончил жизнь самоубийством. Еще бы, такой камень на душе далеко не унесешь.
Вот и скажите теперь, что чрезмерная амбициозность полезна, а не вредна.
Виталий Могилевский, Без Табу
Материал был впеврые опубликован на Без Табу 26 апреля 2017 года